ГЛАВА ВТОРАЯ

 

Джекки

 

 

Я думаю, что заинтересовала его, потому что заставила рассмеяться.

Нет, он не заинтересовался мной. Не так. Он хотел, чтобы я работала на него.

Конечно же, я отказала. В конце концов, многие женщины пытались работать на него, но все они были уволены и остались ни с чем.

Я была наслышана о том, каков он в гневе.

- Настоящий, неподдельный гнев, – сказала одна из моих подруг, когда мы вчетвером обедали в местной забегаловке, ели жареное мясо и жареную картошку с луком. Официантка не оценила мой юмор, когда я попросила ее, чтобы их повар случайно не пожарил мой салат. Она ушла в волнении, и была напряжена все то время, пока обслуживала нас.

Но я привыкла к своему юмору, хотя он и доставлял мне много хлопот. Мой отец часто говорил, что юмор намного лучше криков. Это озадачило меня, потому что я никогда не кричу, о чем спросила его.

- Я сказал то, что сказал, – уходя, сказал отец.

 

 

Так или иначе, этот выдающийся, потрясающий, пользующийся огромным успехом автор хотел, чтобы я работала на него, потому что, видите ли, заставила его смеяться. И потому, что я рассказала свою таинственную историю. Хизер язвительно заметила, что готова заключить пари на то, что я заинтересовала его как личность, чем какая-то история, рассказанная известному  и успешному автору. Тогда я пошутила, что наверно мой «синтаксис» был неправильным.

Но перед тем как я рассказала свою таинственную историю – или дьявольскую историю – как ее называет Отэм - я заставила его смеяться над Пулитцеровской премией.

 

 

Я была на вечеринке, и Отэм, - бедная моя, у нее на голове больше волос, чем мозгов - была в слезах, потому что ее будущая свекровь смотрела на нее сверху вниз. Все мы знали, что Корд Хандлей  женится на ней совсем не из-за ее интеллекта. У нее была копна пышных темно-рыжих волос и статная фигура, которая не позволяла ей видеть свои ноги. Отэм жаловалась, что она не может найти красивых кружевных лифчиков своего размера.

Мы были уверены, что у Корда и Отэм не было никакого будущего, его мать не дала бы им жить спокойно. Семья Корда была богатой и имела влияние. Корд был привлекательным, но его мать была умна и всем управляла. К сожалению, все ее трое детей унаследовали ее внешность и мозги мужа. Таким образом, она хотела улучшить род, заставляя своих детей жениться на умных партнерах. Ее самый младший хотел жениться на красивой, но простоватой, с мягким характером Отэм.

Каждый четверг Отэм покидала дом своей будущей свекрови со слезами на глазах, потому что каждый раз мать Корда забрасывала ее вопросами на различные темы. Своего рода словесная битва. Чай и трудная задача – так я называла ее походы в гости к будущей свекрови.

Однажды, когда мы с подругами обедали вместе, я сделала ошибку, спросив у Отэм, как она будет вести себя после свадьбы, ведь они собирались переехать в особняк Корда, и тогда подобные пикировки со стороны свекрови будут происходить каждый день?..

Возможно, я была воспитана не как девочка, потому что росла без матери, но я просто сказала то, что думала, в чем видела проблему. Отэм разрыдалась, Хизер и Эшли обняли ее и посмотрели на меня с укором.

Мой взгляд красноречиво спрашивал их: «Что я такого спросила?»

- Джекки, как ты могла? – с негодованием спросила Дженнифер.

Я не считала свой вопрос настолько ужасным. Но я уже не удивлялась, так как давно перестала пытаться найти ответ на вопрос: « Что на сей раз, я сделала не так?»

 

 

Чем дальше я говорила, тем больше мои подруги склонялись к категории «поддерживающих». Упоминание о том, что после переезда к свекрови, Отэм вероятнее всего, будет плакать каждый день, а не раз в неделю, как сейчас, пожалуй, нельзя было назвать «поддержкой».

В этом случае, я была толстокожа даже к тому факту, что моя подруга «любила». Отэм не могла послать свою будущую свекровь, потому что Отэм и Корд «любили».

- Ты знаешь, что это тебя не красит, Джекки? Ты же тоже любишь…

Это правда, я тоже собираюсь замуж, но на это у меня свои причины. Кирк и я имели одинаковые цели и хотели одного и того же. Я не хотела жить одна после смерти отца. Возможно, потому что выросла с одним родителем, и дом наш был пустым, я всегда боялась, что мой любимый отец исчезнет и оставит меня в полном одиночестве.

Так или иначе, мы были на вечеринке, и Отэм мягко и красиво плакала над очередной проделкой ее будущей свекрови - так как мать Корда не могла придраться к внешности Отэм, она начала разговор о литературе.

- Моя дорогая, - сказала старуха, - единственная литература, которая заслуживает внимания, это та, что получила Пулитцеровскую премию[1].

Я попыталась быть благосклонной, и только лишь поэтому не посоветовала Отэм послать старую каргу куда подальше.

- Я даже не знаю, что такое Пулитцеровская премия, – говорила Отэм, сморкаясь в красивый кружевной платок.

Я догадывалась – благослови ее маленькую головку – Отэм искренне полагала, что журнал «Teen People» был интеллектуальным.

- Слушай, - сказала я, встав поближе к ней и привлекая ее внимание, - ты должна учиться защищать себя. Скажи ей, что ты всегда покупаешь романы, награжденные Пулитцеровской премией, но ты так же, любишь весь земной шар, и не можешь пройти мимо него.

- Я знаю, что мало читаю, Джекки. Я не такая умная, как ты… – завопила Отэм.

Подруги взглянули на меня с упреком.

Я села на корточки перед Отэм, взяла ее влажные руки в свои. Да простят меня небеса, но от крика ее лицо стало еще красивее.

- Отэм, твоя будущая теща – сноб. Она думает что, чтение романа, получившего Пулитцеровскую премию, делает человека интеллектуалом, но это не так.

Я старалась ободрить ее, но сказать ей, что сама читаю победителей беллетристики каждый год, не могла, поэтому решила сыграть на своей любимой теории.

- Ты хочешь знать, как пишут романы, эти пулитцеровские лауреаты? – спросила я, но, не давая ей времени на обдумывание, продолжила. - Сначала им надо придумать какую-нибудь любовную историю. Правильно, точно такую же, как и в безвкусных любовных романах, которые продаются в бакалее. Так что романы, призеры Пулитцеровской премии, почти что любовные, но хорошо замаскированные. То есть, эти любовные истории зарыты в сюжете романа, как сокровища. Ты должна прочесть много всего, прежде чем найти эти сокровища. Ты понимаешь, о чем я?

- Отчасти, – сказала она, и поток слез замедлился. Отэм не была умна, но она была одним из самых добрых людей, которых я когда-либо встречала.

- Хорошо, таким образом, автор придумывает крошечный любовный роман, как два человека встретились и полюбили…

- Так это же те романы, что я читаю… - заметила Отэм.

- Да, но мы сейчас говорим о романах, которые получили премии и поэтому они отличаются. Но главное, герои не должны быть потрясающе красивыми. Они должны быть простыми и обычными. Никаких тлеющих глаз, черных, как вороново крыло локонов - все бы это скомпрометировало такой роман.

Наконец Отэм улыбнулась:

- Понимаю. Безобразные герои.

- Не безобразные и не гротескные. Ну, у них, возможно, могут быть большие уши… Итак, на что еще нужно обратить внимание? На сюжет романа, скрывающий сокровища. Его нужно закопать и скрыть так, чтобы читатель нашел их не сразу. А это значит, что главные герои не должны встречаться сразу и часто. В таких романах, герои не должны быть вместе. Они не могут, как в простых любовных романах, быть вместе почти на каждой странице. Фактически, ты даже не можешь назвать их героем и героиней. Ты должна называть их главными героями.

- Почему?

- И это, только одно из тех небольших правил литературы. Людям, которые думают, что они умные, нравится произносить слова, которые редко используют другие люди.

- Но, Джекки… – начала Отэм, но остановилась.

Я не думала, что эта речь так повлияет на нее, но оказалось, что действительно смогла ее отвлечь. Кроме того, я почувствовала, что наш диалог привлек всеобщее внимание, оказывается, я могла играть на публику.

Отэм кивала, не отпуская мою руку, и ждала продолжения.

- Хорошо, - сказала я. - Автор начинает хоронить свое сокровище под большим количеством изворотливых, но второстепенных героев с забавными именами. Он называет их Саншайн или Роузхипс или Монкейуренч… , без разницы, как именно они получают свои имена.

- Зачем они делают это? Как можно назвать кого-то кривлянием шута[2]?

- Никак, но в этом и суть. У тех людей, кто присуждает премию, имена наверно Джон или Кэтрин, но они наверно мечтают, чтобы их звали Карбюратором.

Отэм улыбнулась.

- Я представляю, если бы меня звали Изумруд.

Я не поняла, причем тут Изумруд, но тоже улыбнулась.

- Точно. Как в противоположность любовным романам. В любовных романах главным героям дают красивые имена, такие как Камея или Бриони, и Вольф или Хоук. Но такие романы не выигрывают премии. В награжденных романах главных героев зовут странно, необычно, но никогда красиво. И как только автор придумал имена своим героям, он должен придумать им характер.

- Какой?

- Погоди… – подумав немного, я добавила: – Как мисс Хэвишэм[3]. Слышала о ней?

Отэм покачала головой.

- Мисс Хэвишем уже оделась на свою свадьбу и вдруг ей сообщили, что жених бросил ее. Тогда она остановила в доме все часы и больше не выходила на улицу. Решила остаться в том в чем была, а именно в подвенечном платье и свадебных туфельках. Автор рассказал о ней, какою она стала спустя много лет – старуха, в гниющем старом платье, сидящей за свадебным столом, покрытой паутиной. Мисс Хэвишем – знаменитый, необычный и нестандартный герой в литературе и люди, которые присуждают призы, любят необычные характеры. И они хотят сокровища – которые скрыты от читателя очень глубоко, с большим количеством героев, которые мыслят и действуют нестандартно.

- Понимаю, – сказала Отэм.

Я знала, что она ничего не видит вокруг себя и полностью поглощена рассказом, но я то видела, как замерла остальная аудитория и с воодушевлением продолжила:

- Еще в романе обязательно должна быть какая-то шокирующая история. Такая же, как в романах ужаса.

- Но я думала, что это любовный роман?

- О, нет! Ты никогда не должна называть их так. Авторы, которые пишут «серьезные» книги, должны считать, что они выше авторов, пишущих любовные романы, ужасы или мистику. Именно поэтому они тщательно скрывают эти истории в своих книгах, они не могут рисковать. Фактически, такие авторы должны скрыть их так глубоко, чтобы они были видны только судьям Пулитцера.

Отэм выглядела озадаченной.

- Хорошо, вот тебе пример. В любовных романах два великолепных человека встречают друг друга и сразу начинают думать о сексе, правильно?

- Да.

- Это так и есть на самом деле, но если ты хочешь получить премию, ты своих героев не должна заставлять думать о сексе, кроме как в уничижительной форме. Люди, присуждающие премию, любят героев, думающих, что они не привлекательные или не раз потерпели неудачу. И, между прочим, они так же любят неполные предложения…

- Но, я думала…

- Предложения, состоящие только из подлежащего и сказуемого. Они пишут именно так. Авторы любовных романов напишут: «После того как она сказала «до свидания», она повернулась и стала подниматься вверх по лестнице», авторы-номинанты написали бы так: «Она попрощалась. Стала подниматься по лестнице». Желательно бы, чтобы она сказала «До свидания». Понимаешь? Есть отличие. И если добавить французского языка, это будет еще эффективнее.

- Мне нравится первый вариант. Его легче читать.

- Но мы говорим не о легком чтении. Легкие романы – это не интеллектуально. Это не чтение мистических романов, романов ужасов или любовных романов. Мы предполагаем, что ты – превосходное существо, которое не читает «добрых» романов. Ох. И именно это отличает женщину с именем Энн. Никогда роман с главной героиней по имени Бланш Ламур не получит литературную премию.

Когда Отэм поняла, что я закончила, она наклонилась вперед и поцеловала мою щеку.

- Ты забавная, – сказала она. – Ты должна выйти замуж за брата Корда.

Дрожь прошла по моей спине. Только в самом ужасном кошмаре я могла попасть в ту семью. Только, если …

Мои мысли внезапно остановились, потому что прямо передо мной, за спиной Отэм стоял Форд Ньюкомб, один из самых известных авторов в мире. Люди, которые толпились вокруг стула Отэм, отступили. Они дали Ньюкомбу больше пространства, как это подходит его статусу, конечно.

Он слегка ухмылялся, его синие глаза сосредоточились на мне, как если бы он наслаждался моей глупой историей. У него было интересное лицо, скорее суровое, чем доброе, но тело выглядело приятным и чувственным. Насколько я помнила, он написал очень много романов, поэтому мне казалось, что это должен был быть пожилой человек, ну или ему было около пятидесяти.

Конечно, я знала, что он жил в нашем городе вот уже около двух лет, но никто не знал почему. После того как он уволил друга моей подруги, я предположила, что он жил здесь, потому что в любом городе Америки чувствовал себя хозяином.

Очень многие мне говорили о нем, и даже мистер Вэллес, для которого работать с Фордом Ньюкомбом было невозможно. Он всегда был в плохом настроении, сварливый, и чтобы кто ни сделал, ему все не нравилось. Он уволил, по крайней мере, трех человек, спустя всего двадцать четыре часа после того, как нанял их. Одна из них, женщина, ровесница моего отца, сказала тете Хизер, та передала матери Хизер, а та в свою очередь и нам, что его проблема состояла в том, что он больше не мог писать. Она также рассказала слухи о том, что его покойная жена писала книги за него, а так как она умерла, то и новых романов Форда Ньюкомба не будет.

Я попыталась подвергнуть сомнению этот слух. Если его жена написала все книги, почему они не были изданы под ее именем? Мы же живем не в восемнадцатом веке, когда женщины вынуждены были писать под мужскими псевдонимами, чтобы их издавали и продавали. Но никто меня не поддержал. Они продолжили сплетничать. Я не выдержав, спросила: «Почему?». Тогда Дженнифер, сурово посмотрела на меня и сказала: «Налоговые цели». И дала мне понять, что я опять не была «поддерживающей».

 

 

Так я выставила себя дурой и посмешищем, когда выступила со своей версией о книгах, награжденных Пулитцеровской премией. А он продолжал смотреть на меня. О Боже, выигрывала ли любая из его книг эту премию?

Проглотив ком в горле, я двинулась через толпу, собравшихся вокруг Отэм (люди всегда собирались вокруг нее), и пошла в бар, чтобы выпить. Одно дело выставить себя дурой перед своими друзьями, а другое дело перед знаменитостью. Мегабогач, мегазвезда. Я видела его фотографии с президентом снятые в Белом доме.

Итак, почему же он жил здесь, в маленьком городишке? И как он оказался в доме родителей Дженнифер в субботу вечером? Разве у него не были назначены какие-либо встречи с президентами? Императорами?

- Это было… интересно… – прозвучал голос с левой стороны от меня.

Я сразу догадалась кто это. Прежде чем ответить, я глубоко вздохнула.

- Спасибо. Моя вариация. – Добавила я, услышав, некое колебание в его похвале.

Вокруг его глаз я увидела морщинки, но были ли они от возраста или от усталости, я сказать не могла. Его рот, возможно был красив, если бы он не был так сжат в жесткую линию. Я слышала, что первые четыре женщины были уволены за то, что имели на него виды и не давали проходу. Но чего он ожидал? Он был богатым вдовцом. Ну-ка вернись в реальность.

          - Вы хотели бы работать у меня? – спросил он.

          Я не могла этого представить. Я рассмеялась. Не вежливым смехом, а громким хохотом.

- Только если у меня будет две головы, – сказала я, прежде чем пришла в себя.

На мгновение он был озадачен, а потом тоже улыбнулся, видимо поняв эту фразу. В шестнадцатом веке, когда герцогиню Милана спросили, выйдет ли она замуж за Генриха VIII, та ответила: «Только если у меня будет две головы».

- Справедливое замечание. Ну, я только спросил. – Сказал он и ушел.

Это отрезвило меня. Мой отец часто говорил: «Когда же твой язык станет менее болезненным?» Теперь, когда я оскорбила знаменитого человека, я вспомнила слова отца и поняла, что он был прав.

Я повернулась к бармену, который видел и слышал нас. Он был неместным, поэтому не знал о моей репутации человека, который не может держать язык за зубами. Поэтому смотрел на меня с удивлением.

- Ром с колой, – заказала я.

- Уверенны, что не хотите «блок и топор»? – сказал он, показывая мне, что он понял мое мнение о нем как о самоуверенном типе.

Я взглянула на него так, будто хотела убить, но он только хихикнул.

 

 

Примерно через десять минут появился Кирк и я вздохнула с облегчением. Кирк был моим женихом и славным малым. Он был умным мужчиной, отличным бизнесменом и стабильным (он всю жизнь жил в одном и том же доме) человеком. Он не был калибра Отэм, но был приятной внешности. Он был хорош собой, и ни в одной клеточке его тела не было креатива. Другими словами, в Кирке были все те качества, которых не доставало мне, моему отцу и которые я так хотела иметь.

Он увидел меня, улыбнулся и показал палец, как бы говоря мне, что подойдет через минуту. Кирк всегда что-то покупал или продавал. Он купил бы маленький небольшой бизнес, например, продажу билетов, у какой нибудь пожилой леди, потратил бы штук двадцать баксов, превратив его в магазин, который бы продавал музыку и кинофильмы. И после этого продал бы магазин вдвое дороже, чем купил его, и вложил бы деньги во что-нибудь еще.

Я, правда, думала, что Кирк обворожителен. Я очень любила читать и у меня была страсть к фотографии, которые я делала своей любимой камерой Nikon, и за которую я все еще должна заплатить ссуду. Бизнес и числа наводили на меня скуку. И именно это заинтриговало Кирка.

- Именно это нас и сближает, – как-то сказал он. - Противоположности сходятся.

 

 

 

Так как я не могла заплатить арендную плату за студию, я блуждала по лесам, в поисках интересных вещей, чтобы сфотографировать их. У меня была работа, благодаря которой,  книги окружали меня весь день. Я создала каталог и провела некоторые исследования для профессора в местном университете, в котором царил негласный закон, что его профессора должны издаваться каждые несколько лет. Старый профессор Хартхорн проработал много лет, притворяясь, что он работает над книгой. На самом деле, он нанимал молодых девочек для исследования чего-либо, потом критиковал их и увольнял, а затем присваивал их работы себе. Я знала об этом, когда нанималась к нему (все в городе были осведомлены об этом), но я придумала план, как помешать ему, проделать со мной то же самое. Я знала, от предшествующих девушек, что он ждал месяц, прежде чем начинал критиковать их работу. Таким образом, я спокойно целый месяц собирала информацию о президенте Джеймсе Бьюкенене[4]. Мой отец прочитал все что было написано об этом президенте и часто рассказывал мне о нем, поэтому о Бьюкенене я знала все. Я знала, что он был пожизненным бакалавром и даже то, что его считали геем. Но правда состояла в том, что мой отец только симулировал интерес к этому президенту. Фактически мой отец был влюблен в племянницу Бьюкенена, которая была хозяйкой Белого дома, двадцатишестилетняя, пышнотелая Гарриетт Лейн[5]. Мой отец носил в бумажнике фотографию  женщины, родившуюся в 1830 году.

Я провела несколько вечеров, копируя названия, авторов, даты и выходные данные некоторых книг, которые все еще стояли в книжном шкафу моего отца, сделала несколько цветных фотографий мисс Лейн (она была не замужем, пока ее дядя занимал солидную должность) и написала большую статью о том, что я помнила из рассказов своего отца.

Вместо того, чтобы показать главу старому профессору Хартхорну и получить большую порцию критики, я подписала главу его именем, и отправила ее по почте ректору университета с припиской, в которой говорилось, что он (профессор Хартхорн) хотел показать ему, что он продолжает работать над этой темой.

Я не была готова к тому, что последовало после. Я знала, что Хартхорн был хорошим учителем истории и именно поэтому его не увольняли из университета. Но каким бы он не был историком, человеком он был неважным, и по слухам было известно, что его все-таки собираются увольнять.

После того, как  ректор получил главу, он был вне себя от волнения. Он вбежал в кабинет профессора Хартхорна пожал его руку и прокричал:

- Это блестяще! Великолепно! Вы должны выступить с этим на следующем собрании. А многие специалисты говорили, что вы ничего фактически не написали.

Я работала в подсобном помещении и слышала все. Но я должна сказать, что профессор Хартхорн совсем не удивился. Он просто сказал:

- Мисс Максвелл, я, кажется, забыл, куда положил другую копию главы книги, которую написал.

Если ректор университета что–то и заподозрил, то не подал и виду. Я положила копию главы в двадцать пять страниц на стол профессора, и не смотря ни на кого вернулась в подсобку.

Несколько минут спустя профессор Хартхорн вызвал меня обратно в свой кабинет.

- Скажите мне, мисс Максвелл, какие сроки поставило издательство, когда я должен сдать книгу?

- Три года, - ответила я, ибо нуждалась в работе, и три года были в самый раз на то, чтобы я смогла подыскать себе что-нибудь еще. Это произошло, прежде чем я встретила Кирка и решила остаться на одном месте.

- Не слишком ли долго? – спросил ректор, смотря на Хартхорна и игнорируя меня, простого студента, стоящего позади профессора.

- Не изученный предмет, – сказал, нахмурившись Хартхорн. - Трудно исследовать. Теперь я прошу оставить меня одного, чтобы я смог продолжить исследования.

Улыбнувшись, счастливый, что ему не придется увольнять такого специалиста как профессор Хартхорн, ректор уехал. Я же ждала взрыва профессора. Но этого не случилось. Не глядя на меня, он взял мою главу, протянул ее мне и сказал:

- Каждые три месяца – глава. И напишите побольше о Гарриетт Лейнс, особенно о ее груди.

- Да, сэр. – Сказала я, и возвратилась к работе.

В течение двух лет, каждые три месяца, я прочла все книги отца и написала двадцать пять страниц о золотых волосах, фиолетовых глазах и чувственной фигуре Гарриетт Лейн.

В конце второго года, я в шутку попросила мать Дженнифер помочь мне сделать исторический костюм по меркам мисс Лейн (пожалуйста, не спрашивайте меня, откуда мой отец узнал столь интимные подробности, у фанатиков есть свои источники) из фиолетового шелка, обрамленный розовым кантом. Я купила куклу, наняла портниху за сто долларов, и с помощью хлопкового ватина мне удалось воспроизвести известную грудь мисс Лейнс. Однажды, в понедельник в шесть часов утра Дженнифер, Хизер и я внесли одетый манекен в кабинет профессора. Он уже был на месте. Но ничего не сказал о безголовом манекене, который занял весь угол его маленького кабинета. Прошла неделя, но он молчал. Я была разочарована. До следующего утра субботы, когда я пошла в банк, чтобы внести часть своей зарплаты в оплату аренды. Кассир, принимающий деньги вдруг поздравил меня.

- С чем? – спросила я.

- Вас повысили. И вы неправильно указали сумму. Я напишу ее для вас, но вы должны поставить свою подпись.

Вот так я узнала, что мне повысили зарплату на двадцать пять процентов. И все из-за великой груди Гарриетт Лейнс.

Но теперь, через три недели я собиралась замуж, и хотела оставить работу. Некоторое время после свадьбы я планировала почитать, пофотографировать, пообщаться с девочками. Я работала с четырнадцати лет, и теперь, когда мне двадцать шесть, с нетерпением ждала свободных дней.

Но это было прежде, чем я пошла на вечеринку к Дженнифер и встретила там Форда Ньюкомба.

Кирк опоздал больше, чем на минуту. Фактически, он был занят более получаса, так как был погружен в беседу со старшим сыном Хандлей, который занимался семейными инвестициями и таким образом их отец мог играть в гольф. Конечно, все в городе знали, что госпожа Хандлей была той, кто фактически управляет деньгами семьи, а сыновья всего лишь ширмой.

Я стояла одна, потягивая ром с колой, и представляла, как изменю свою жизнь. Мне так надоела моя работа у профессора Хартхорна. Она не была столь уж творческой, как я надеялась, и потом, никакого карьерного роста мне не обещала. Я еще не говорила об этом Кирку, но я хотела открыть свой небольшой бизнес. Моя мечта, это домашняя студия, с хорошим освещением, где я могла бы делать портреты людей, а потом издать их в моем альбоме. Все что мне было нужно, это свободное время. Я могла бы вложить все свои сбережения и то, что оставил мне отец и начать свое дело. Я хотела именно домашний бизнес на случай, если у нас будут дети, чтобы быть рядом с ними.

- Он спрашивает тебя… – шепнула мне в ухо Хизер.

Я взглянула на Кирка, тот был увлечен беседой со старшим Хандлей.

- Нет, не он, – сказала Хизер. – Он…

Она кивнула на Форда Ньюкомба, который стоял возле окна, держа в руках бокал с вином и слушая мисс Доннелли. Я преисполнилась к нему сочувствием. Мисс Доннелли написала бюллетень для местной Методистской церкви, гордилась этим, и говорила людям, что была «изданным автором». Без сомнения, она считала себя равной Форду Ньюкомбу.

- Иди, – настойчиво сказала Хизер, и подтолкнула меня сзади.

Но я не двигалась, мое тело одеревенело.

- Хизер, - сказала я спокойно. – Ты сошла с ума. Этот человек не интересуется мной.

- Конечно интересуется. Он задал матери Дженнифер примерно пятьдесят вопросов о тебе, кто ты, где живешь, где работаешь. Я думаю, что у него к тебе влечение.

- Готова заключить пари - или Кирк замолкает или будет поединок.

Хизер не смеялась:

- Слушай, тут привлекательный аспект. Как только он достигнет своей цели, сразу выбросит тебя…

У Хизер тоже был очень острый язычок.

- Иди, - сказала она. – Узнай, что хочет этот мужчина.

И правда, я должна была извиниться перед ним. И, кроме того, разве можно отказываться от беседы со знаменитостью? Будет что рассказать своим потомкам.

Как только Форд Ньюкомб увидел, что я приближаюсь к нему, я почувствовала, что нужна ему сейчас как спасательный плот.

- Вот и вы, наконец, - сказал он громко поверх головы мисс Доннелли. – У меня есть бумаги, которые вы хотели видеть, но мы должны их посмотреть снаружи.

Я ничего не понимала, но поддержала его:

- Конечно, - сказала я также громко. - Пойдемте.

Я последовала за ним, под пристальными взглядами Дженнифер, Отэм, Хизер и Эшли.

Он дошел до небольшого, не выше талии забора, который окружал лужайку позади дома родителей Дженнифер и обернулся, чтобы посмотреть на меня, и как только сделал это, его глаза расширились.

Я знала, что именно он увидит, прежде чем он повернулся. Меня использовали. Всем до смерти хотелось с ним встретиться и задать вопросы, на которые он, вероятно, уже отвечал миллион раз.

Я отстранилась и позволила моим подругам завладеть его вниманием. В конце концов, ему должно быть приятно, что четыре симпатичные молодые женщины с застенчивыми улыбками закидывают его вопросами. Я оглянулась на стеклянную дверь, чтобы посмотреть освободился ли Кирк, но он был до сих пор занят разговором. Играя соломкой в своем бокале, я встала в стороне.

Только после вопроса Эшли: «Над чем вы сейчас работаете?» я стала прислушиваться к разговору. Последовал ответ автора. Следующий вопрос: «Как вы пишете: на машинке, за компьютером или вручную?» у меня не вызвал интереса.

- Это реальная история, – сказал он.

Я резко вскинула голову и взглянула на него. Да, я допускала это. Я прочитала не только каждое слово, написанное Фордом Ньюкомбом, но и то, что писали о нем, и поэтому знала, что все его книги были реальными историями. Когда он говорил что-то уже всем известное, не пытался ли он просто не выдать никакой информации?..

- Реальная история, в каком романе? – спросила Отэм и я увидела, как лицо Ньюкомба смягчилось. Иногда я задавалась вопросом, каково это, ощущать, что люди тают всякий раз, когда смотря на меня.

- Это, своего рода история о призраке-ведьме, - тихо сказал он.

- Ах. Такая же как Ведьма из Блэр, – сказала Хизер.

- Нет, совсем нет. – Возразил Ньюкомб, и я увидела, что он немного оскорбился предположением Хизер. Эта фраза показалась ему неприятной, потому что можно было подумать, что он гонится за популярностью, или еще хуже занимается плагиатом.

- Ты должна рассказать ему свою дьявольскую историю, - сказала Отэм мне.

Прежде чем я смогла ответить, Дженнифер добавила:

- Джекки имеет обыкновение пугать нас своей историей, которая случилась в Северной Каролине приблизительно сто лет назад.

Ньюкомб покровительственно улыбнулся:

- Тогда все хорошие истории имели место, – смотря на меня, произнес он. - Расскажите мне ее.

Мне не понравилось его самодовольство. Он как бы давал мне разрешение рассказать эту историю!

- Это только народная сказка, которую я услышала, когда была ребенком, - сказала я, улыбаясь в стакан.

Но мои подруги не отставали.

- Давай Джекки, расскажи ее, - сказала Эшли.

Хизер ткнула меня в ребра:

- Расскажи!

Дженнифер, сузила глаза и посмотрела на меня так, что я поняла, что просто обязана это сделать, чтобы быть «поддерживающей».

- Пожалуйста, - сказала мягко Отэм. - Пожалуйста.

Я взглянула на Ньюкомба и увидела, что он с интересом наблюдал за этой сценой. Но я не была уверена, хочет ли он на самом деле услышать мою историю или просто проявляет вежливость.

Безусловно, я не хотела снова выставлять себя дурой и сказала:

- Это и правда только история, которую я услышала давным-давно.

- Но эта история  была на самом деле, - сказала Хизер.

- Может быть... – сказала я быстро. - Думаю, это могло быть на самом деле… Может быть…

- Так что за история? – спросил Ньюкомб, уставившись на меня.

Я вздохнула:

- Это история из жизни. Женщина любила человека, которого все горожане считали дьяволом и они убили ее. Они завалили ее камнями заживо.

После того, как я закончила, увидела разочарование подруг.

Хизер сказала:

- Джекки всегда рассказывает эту историю так, что мурашки по коже идут.

Отэм сказала:

- Я думаю, Джекки могла бы быть автором.

Я допила свой напиток, поставила бокал на землю, увидела дырку на своем чулке и быстро побежала внутрь дома оценивать насколько большой она оказалась.

Я вышла из туалетной комнаты несколько минут спустя. Ко мне подошел Кирк, чтобы сказать мне, что он очень сожалеет, но должен сейчас уехать.

- Дела. Ты же понимаешь, Тыковка?

- Конечно, - сказала я. – Проводишь меня домой?

- Никак не могу, - ответил он, возвращаясь к сыну Хэндлей, и они покинули дом.

В течении нескольких минут я стояла и ждала пока освободиться туалетная комната.

- Итак, почему вы не захотели, чтобы я услышал полную версию истории? – услышала я голос позади меня.

Я не хотела лгать:

- Просто вы наверно уже устали от людей, которые говорят, что у них есть история для вашей книги. Так они хотят быть причастными к вашей известности.

- Агентом.

Я не поняла, что он хотел сказать.

- Люди хотят быть моим агентом. Они считают, что агенты получают больше денег.

- О, - сказала я. - Я не знала об этом. И я не хочу писать, и даже если бы хотела, я никогда бы не стала навязываться вам.

Он посмотрел на свой бокал, а потом перевел на меня взгляд и спросил:

- История о дьяволе кажется очень интересной. Вы действительно слышали о ней, когда были ребенком? Или придумали ее?

- Половина на половину, – ответила я. - Я была настолько мала, когда мама рассказала ее мне, что возможно действительно что-то придумала за эти годы. Я не знаю, что помню,  а что нафантазировала.

- Ваша мама рассказала вам эту историю один раз? – спросил он.

- Мои родители разошлись, когда я была очень маленькой, и я росла вместе с отцом. Моя мать погибла в автомобильной катастрофе спустя год после развода. – Я отвела взгляд, не желая сказать ему больше о своей личной жизни.

Он посмотрел на меня мгновение, допил вино и сказал:

- Честно, я ищу помощника. Вам было бы это интересно?

На сей раз я любезно улыбнулась:

- Спасибо за предложение, но нет, спасибо. Я выхожу замуж через три недели, и тогда...- я не смогла вот так сразу выдать свои планы незнакомцу и поэтому я просто пожала плечами.

Он улыбнулся.

- Хорошо, но если вы передумаете…

- Разве что выйду на «Тропу слез».[6]

О, Боже, я опять сделала это! Я зажала рукой свой рот и посмотрела на него в ужасе. Я даже не могла сказать «простите» и выйти.

Он пару раз открывал рот, чтобы мне ответить, но все же промолчал. Затем спокойно поставил бокал на стол и покинул дом.

Держу пари, в следующий раз при виде меня он перейдет на другую улицу, только чтобы больше не общаться со мной.

Мои подруги готовы были убить меня.

 

 

Предыдущая глава      Продолжение

 

 

Главная страница Горячие новости    Авторы Непутевые заметки

Непутевые заметки 2 Форум Интересные ссылки Гостевая книга

Библиотека Lovebooks

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 



[1] Пулитцеровская премия (англ. Pulitzer Prize) — одна из наиболее престижных наград США в области литературы, журналистики, музыки и театра.

[2] Здесь игра слов Monkey wrench – переводится как «кривляние шута» (от перевод.)

[3] Мисс Хэвишем (англ. Miss Havisham) — главный отрицательный персонаж эпизода «Пип». Как и остальные герои эпизода, она списана с одноимённого персонажа романа Чарльза Диккенса «Большие Надежды». В день свадьбы её бросил жених, из-за чего она остановила в доме все часы и больше не выходила на улицу. Её Сердце было разбито и стало жестоким. Она пытается при помощи перерождающего устройства передать свою душу в тело своей дочери Эстеллы, чтобы и далее продолжать разбивать мужские сердца, мстя мужчинам за свои страдания. Однако, её планы не воплощаются в жизнь. После того как главные герои разрушают перерождающее устройство, мисс Хэвишем сгорает заживо. (словарь Википедия) (от перевод.)

[4] Джеймс Бьюке́нен (англ. James Buchanan, 23 апреля 1791 — 1 июня 1868) — американский политик, 15-й президент США от партии демократов в 1857—1861 годах, последний перед расколом Севера и Юга и Гражданской войной в США. Консенсус историков традиционно считает Бьюкенена худшим из президентов США за всю историю; этот взгляд, впрочем, оспаривается некоторыми авторами. (прим. пер.)

[5] Гарриет Ребекка Лейн Джонстон (9 Май 1830 - 3 Июль 1903), племянница президента Джеймса Бьюкенена, выступала в качестве первой леди Соединенных Штатов с 1857 по 1861 год. (см. фото) (прим. пер.)

[6] В 1838 году оседлые индейцы крупнейшего в Америке мирного племени чероки, жившие в принадлежавшей им по соглашениям с Конгрессом автономной территории, были выселены силой из своих деревень в штате Джорджия и отправлены пешком на Запад, в Оклахому, без провизии и имущества. Чероки имели свою письменность, газеты, самоуправление, больницы и школы, то есть по сути были не менее цивилизованным народом, чем американцы; Конгресс и Верховный Суд США признал их законное право на земли -- но это им не помогло. Почти половина чероки погибла на пути в Оклахому, который они назвали "Дорога Слез". (Тропа Слёз)